— Отцы сенаторы, я прошу слова. Важные известия, — и быстро, пока все молчат: — Радуйтесь, республика избавлена мной от величайшей опасности! Солдаты, верные убитому тирану, ушли от Города! Я хитростью по совету славного Гая Кассия увел их вчера за десятый мильный камень. Приспешники тирана лишены мною главного орудия! — замолчал, довольный. В зале наступила тишина. Публий Сервилий рядом громко хватал воздух широко открытым ртом. Лена удивленно заозирался, за его спиной Цезарь и Антоний обменялись знаками, и Антоний заговорил:
— Именем республики, властью, данной мне Цезарем, объявляю этого человека за совершенную им измену врагом отечества, — и к здоровякам, да нет же, центурионам! — Казните его.
Двое сразу схватили задергавшегося Лену за руки, третий достал из-под плаща меч.
— Да не здесь же, выведите на Форум!
Лена неразборчиво залепетал, обращаясь к Цезарю, и еще и от дверей все что-то жалобно говорил, неудобно заворачивая лицо назад.
У Цицерона все закружилось перед глазами. Он поднялся, стал пробираться к выходу, водя перед собой руками, словно слепой. В голове крутилась почему-то одна мысль: «Домой! Скорее домой!» Ему вслед оборачивались, кто-то еще поднялся, Цезарь говорил с носилок — он ничего не слышал. Вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха… стало немного легче. В толпе у дверей различил знакомое лицо… отпущеник Сервилия. Махнул рукой назад:
— Иди… твоему господину плохо, — сам зашаркал вперед, к носилкам.
С самого утра, едва небо чуть посерело, на Форум начали сходиться люди. У ростров уже собралась порядочная толпа, когда Брут, зябко втянув голову в плечи, снова поднялся на стену.
— Вот они, настоящие римляне, — гордо сказал рядом Кассий. — А ты еще сомневался, Марк! Нет, республика не погибнет, пока у нее есть такие сыны, — он положил руку на плечо Бруту.
«Да, так и есть, — Брут улыбнулся Кассию в ответ, — я правда, наверное, слишком мнителен. Конечно же, все идет хорошо. Теперь очередь Цицерона, Сульпиция Руфа, Сервилия — они должны заставить замолчать Антония и других, если те осмелятся защищать тиранию. А если что, мы поможем им отсюда, угрозой или оружием».
Скоро проснулись все. Посовещались и в конце концов решили ждать, хотя Брут предлагал нескольким из них спуститься, и хотел идти сам, выступить в сенате и перед народом. Но уже к Курии подошла странная, ровными рядами, толпа — может, сказал Требоний, это Антоний, проявивший ночью такую прыть, привел своих гладиаторов? — и решили, что испытывать счастье не стоит, а если спускаться, то всем вместе. Вниз послали пока четверых гладиаторов.
«А может, надо было все-таки Антония тоже убить? — запоздало подумал Брут. — Только кто же мог знать, что он такое выкинет? Ведь еще вчера казалось — все, победа… Но, может, это и не Антоний все-таки? Еще люди… и тоже к Курии. Соединились. Что это там за женские носилки? Может, Кальпурния? А зачем она здесь? Странно…» Непонятная суета внизу продолжалась, женскую лектику внесли в Курию, подъехал всадник и, спешившись, вбежал туда же. Солнце наконец поднялось над горизонтом и стало немного теплее. Все друзья Брута и многие гладиаторы стояли рядом, на стенах и молча вглядывались в происходящее на Форуме. Справа Кассий несколько раз моргнул и провел рукой по глазам. Взгляда Брута он не заметил.
Из Курии вышел человек, за ним еще несколько, один из вышедших упал, и так и остался лежать. Потом выбежал еще кто-то… вынесли загадочную лектику… собравшаяся неподалеку от входа толпа зашевелилась. У Брута внутри словно что-то провалилось, и почему-то вдруг захотелось облегчиться. Кассий повернулся, растянув рот в принужденной улыбке, только взгляд растерянный… хотя кто их поймет, близоруких, какой у них взгляд. Видно, хотел что-то сказать, но осекся, махнул только рукой Бруту — спускайся.
Тут же они собрали гладиаторов у ворот. «Стены высокие, ворота крепкие — отобьемся», — сказал Децим. На всякий случай все же решили еще и завалить ворота статуями из храма. Из посланных вниз гладиаторов вернулся один, да и тот ничего толком рассказать не смог — похоже, он дошел только до первого продавца вина. Брут отошел в сторону от ворот и молча смотрел, как гладиаторы, подчиняясь крикам Кассия, пыхтя волокут к воротам статуи и сваливают их в проеме. Воняя потом, рабы проходили обратно рядом с Брутом. Он невольно попятился.
— Идут! — закричал со стены дозорный.
— На стены! — заорал Кассий. — На крыши! Собирайте черепицу и ждите их!
Брут спохватился, что не взял еще меча, и побежал в портик. Торопливо стянул через голову тогу. За стеной нарастал крик. Кричали и свои, со стен и с крыш. Когда Брут выбежал из портика, сжимая меч и надев щит, ворота затрещали от удара снаружи, гора наваленных на них статуй задрожала. Брут вскарабкался на стену. Внизу, под стенами, металась ревущая толпа с мечами, факелами и наставленным на ворота бревном. Сверху в нее летели камни и черепица. Люди внизу пригибались, орали, падали, некоторые убегали. «Где-то там, среди них, Антоний». Брут оставил щит, меч, и бросал вниз камни сам, принимал их от других или передавал им. Ворота трещали, но держались.
— Бей их! Навались! Еще немного — и они побегут! — надрывался Кассий, и Брут и остальные вторили ему, как могли. Внизу оставалось все меньше людей, бежали уже многие. Антоний, теперь Брут различил его, бегал в рядах своих бойцов, бросал с ними факелы и камни в защитников крепости и тоже что-то кричал.
Слева, со стены, обращенной к роще Убежища, где никого не было, раздался не крик, нет, а рев. Брут обернулся. Недалеко от него на гребне стены появился полуголый варвар с длинным мечом, за ним на стену откуда-то снаружи прыгнул еще один, потом еще. «С крыш! Они идут по крышам!» Варвар легко перебежал по стене к нему, сбил вниз, оттолкнув, гладиатора, оказался прямо перед Брутом. Брут нагнулся за мечом, зачем-то задирая голову и закрываясь левой рукой, руку пронзила боль: «Не успел!» — и он полетел к земле головой вниз.